ШАКАЛЫ. *** *** - Вот наблюдая людей с их повадками и семейства лесного люда, я часто сравниваю их. И доложу я вам - человек по своей алчности куда как коварней всякой лесной животины. – Начал он после продолжительного молчания. – Зверь он и есть зверь, каким ему должно быть по его стати. Да он никогда не возьмёт больше , чем ему надобно. А человек? Бог даровал людям всякую тварь по роду её и сказал: - Владейте , употребляйте по своей нужде. – А не сказал: - Истребляйте по глупости и корысти ради. - А мы? Изводим на нет всё живое. Вот я вам сейчас расскажу два случая. А вы, уж будьте любезны, поведайте мне, неучу – где человек, а где зверь… - умел этот Мухоморинка быть вежливеньким ехидой, этаким простачком. В пятидесятых годах в лесодремье Урала жил в нашей деревне Тит Титович Жраков, председателем сельсовета значился. Хозяйство имел по тем временам более чем надобно; коров, овец, свиней и к ур не в пересчёт. А всё им было мало, всё ещё бы где бы что нето отхватить. Никто никогда не видел, чтоб он земле поклоны бил с лопатой али с тяпкой. Его дородная «Перекти – поле», так все звали его жену за её непомерную округлость, так эта его супружница даже и не знала, с какого конца кур щупают. Всю работу за них справляла какая-то пришлая глухонемая родственница на тридевятой воде, а точнее – батрачка. Пришло время, отправили их в места не столь отдалённые на казённый кошт. А дом их громадный отдали детскому садику – сто и больше ребятишек в том гнёздышке муравейником жили. Дело было ранней весной. В наших лесах опять заватажили шайки волков. На ту пору соседние леса огнём обметало, по той напасти - много всякой живности в наши дебри перебрались. Пришлые волки всякую тварь под свой контроль взяли, рыскали по всей глухомани и к людям, нет – нет да наведываются. Кто плохо утаится да не скор на ноги – беда. Недалече от нашей Михайловки в густых зарослях ивняка у речки косуля хоронилась. Она, мухоморинка, от голода и страха едва держалась на ногах. Косуля видимо смекнула, что волки сюда на близь людскую не осмелятся подсунуться. Да голод заставляет и в петлю голову совать. Вот и звери, не убоялись бреха собак – подсунулись к захоронке косули в ивняке. Косуля, не будь плох, лапы в зубы и – айда в намёт по полю. Напрямую, при её такой-то прыти серым не догнать. Так они, неглупые стратеги, стали углы ей срезать. Заняли в круговую с трёх сторон и короткими пробежками сокращают площадь полукружья. Из поля не пущают и стоять не дают - на измор берут. Косуля видит, что ей в лес сквозь забор клыков голодных волков не пройти и в болото путь преграждён. А там, чуть поодаль, заборы огородов виднеются. – Здесь звери клыками ляскают, там люди. А какие они, кто их знает… Силы её иссякают, животный страх заставляет её метаться - куда бежать? Где искать спасения? И на последнем дыхании рванула косуля к людям, как к спасителям от зверья лютого. К кому бы другому она сиганула, наверняка осталась бы жива. Так нет, видимо, ей на роду написано - от зверья к зверю попасть. И точно. Подбежала она из последних сил на рысях к забору, хотела через него сигануть - прыганула… да сил не хватило перемахнуть высокий частокол. - Головка застряла в жердях: ни просунуться не может, ни вытянуть назад. С поля - волки ей вдогон снег вспарывают, свою долю с неё урвать. А с этой - баба с коромыслом колобком катится к косуле, тоже своё с неё даровое мясо захватить. Мухоморина её задави. Волки вгорячах не видят бабу, не слышат её истошных призывов своего благоверного. Обе вражьи силы мчатся друг другу навстречу, кто кого шустрей достигнет победную. Подбежали к забору почти одновременно да обе вражьи стороны с налёту на косулю. Те в зад ей, мухоморинке, уцепились - дерут её, эта - коромыслом по головке бьёт. А как увидела она, что большие серые собаки на её добычу покусились, так с азарта жадности кинулась на это зверьё всё с тем же коромыслом да с визгливым покриком. А те тоже от голода ничего не соображают - дорвались, наконец, до свежатины. И ну, с рыком урчания со всхрапом да с ляском зубов рвать с живой бедолаги куски жаркого мяса. Бедняга только стонет да бешено белками водит. Тут подбежал и сам благоверный, Демьяныч, с вилами. Видимо, впопыхах было не до ружья с зарядами. – Вдвоём они и почали тех «собак» понужать - эта коромыслом, тот вилами. А баба ещё ухитряется и косулю огломяшить. И ведь – оглушила. Много ли ей, бедняге, надо - пала бедолага. Волки увидели, что жертва пала - все м скопом на тушку, а им - вилы в нос тычут. Ну и осерчали серые – тем же гуртом на бабу с мужиком было бросились. Ладно, соседи со стволами пужанули вольную компанию. Нето бы четвероногие двуногих зверей разорвали. Потом всей деревней по косуле жалковали а воителям вслед плевали. Шакалами прозвали.
| 
